khimie.ru

Легко трунить над пророками от науки, сложнее понять их заботы. Одна из них − нарастание темпа жизни.

Неизвестно: будет ли когда-нибудь построена машина времени, но будущее явно как бы идет к нам навстречу.

Это прессование, сжатие времени тянет за собой ряд последствий.

Первое: развитие любой технологии требует времени, которое прежде не было ограничивающим фактором. Но теперь его может просто не хватить. И это, видно, она из причин, отчего не сбываются многие прогнозы.

Второе: от прогнозитов, естественно, требуется все большая точность в сроках. И они, вооружившись самыми совершенными ЭВМ, стремятся к этому. Но здесь срабатывает своеобразный (как в квантовой механике) принцип неопределенности: чем конкретнее прогноз, тем он менее достоверен, и наоборот.

Еще одна печаль футурологов − дразнящее желание подглядеть, какими открытиями порадуют людей науки.

Но невозможно в одно и то же время и знать, и не знать. Поэтому футурологи поневоле должны отказаться от попыток прогнозирования, когда речь заходит о фундаментальных исследованиях в областях, находящихся за пределами известного.

Однажды академик А. А. Байков (1870-1946), получив схему плана исследований, где была графа «Ожидаемые результаты», недовольно воскликнул: «В науке ценны неожиданные результаты!»

В этом, может быть, главные трудности всяческих прогнозов и планирований: новые открытия в науке могут опрокинуть любые концепции о будущем и самой науки, и ее порождения – техники Б. Г. Кузнецов, энергетик, физик, историк науки, на страницах ежегодника «Будущее науки» вспоминает, как у нас в стране ставилось дело перспективного планирования.

План ГОЭЛРО возник не на пустом месте: до его утверждения проводился долгосрочный прогноз технического прогресса, физики, промышленности, строительства городов и т. п. И все же наука тогда еще не была «тягловым» фактором прогресса. В частности, в энергетике. Новые отношения между физикой и энергетикой сформировались лишь в послевоенные десятилетия. Об этом и пишет Кузнецов. И его свидетельства очень ценны, ибо «в юности (а она начиналась у нашего поколения очень рано), − признается Кузнецов,— меня увлекали проблемы электрификации и проблемы теоретической физики. Но эти интересы не сливались…».

Интересное признание! Человеку, который одинаково глубоко разбирался и в теории относительности, и в тонкостях электрификации (редкое сочетание!), вовсе не приходило в голову перекинуть мосток между тем и другим. Об атомной энергетике и ее участии в энергетическом балансе в 30-е годы еще никто серьезно не задумывался. Тогда, свидетельствует Кузнецов, в планирующих организациях уже появились физики-экспериментаторы. Но физиков-теоретиков среди них тогда еще не было. А с ними не пришли сюда и вести о возможностях для энергетики самых последних и важных результатов науки об атоме.

Но если не принимать в расчет возможности новых открытий, которые могут радикально изменить наши взгляды на мир, если судить о будущем только с точки зрения забот сегодняшнего дня, то, что удивительного, коль при этом будут допущены серьезные просчеты.

В 1865 году Жюль Берн опубликовал роман «С Земли на Луну», где описал первый полет человека на Луну. Угадал будущее? Предвосхитил события 1969 года? Формально да, по существу нет! Как ни напрягал французский писатель свое воображение, а ракеты он представить себе не смог, обошелся пушкой. Подобно герою Распе, достославному и бравому барону Мюнхгаузену, путешествующему на пушечном ядре, «космонавты» Ж. Верна отправились на Луну из жерла, так сказать, экстраполированной в будущее пушки. Отрешиться напрочь от настоящего, представить себе средства космонавтики наших дней даже такой изощренный фантаст не смог.