khimie.ru

Перечисленные раньше общенаучные факторы одинаково влияли на развитие аналитической химии во всех странах мира. А вот особенности развития аналитической химии в нашей стране в XX в. определялись внутренними специфическими факторами: некоторые из них способствовали быстрому развитию науки, другие замедляли его, третьи меняли его направление. С нашей точки зрения, при рассмотрении истории отечественной аналитической химии необходим учитывать перечисленные далее обстоятельства.

Быстрое промышленное развитие России. Вопреки утверждениям школьных учебников советского периода индустриализация нашей страны началась не в годы сталинских пятилеток, а еще на рубеже XIX-ХХ вв. способствовала деятельность таких государственных деятелей, как С. Ю. Витте и П. А. Столыпин. В дальнейшем темпы и методы индустриализации сильно менялись, основное внимание уделялось то одной, то другой отрасли промышленности (текстильная, металлургическая, машиностроение, нефтепереработка и нефтехимия, приборостроение и т.п.). Однако обшее направление сохранялось в течение многих десятилетий, вплоть до 90-х гг. XX в. Появление новых промышленных предприятий вело к увеличению числа лабораторий и появлению профессиональных аналитиков. Этот процесс был спонтанным, он никем не организовывался и не регулировался. Но возникновение новых отраслей промышленности вызывало потребность в создании новых методик анализа и новых аналитических приборов, и для удовлетворения этой потребности государство целенаправленно создавало (особенно в 50-е гг. XX в.) отраслевые научно-исследовательские институты. Технический прогресс требовал не только развития известных методов (повышения точности, чувствительности, экспрессности), но и создания принципиально новых методов анализа; эта задача должна была решаться специалистами академических институтов, а также ведущих вузов. На протяжении XX в. сеть академических институтов в нашей стране непрерывно расширялась, и многие новые институты становились центрами научных исследований в области аналитической химии.

Плановый характер экономики при отсутствии рыночных стимулов ее развития. Нельзя забывать, что большая часть XX в. в России пришлась на советский период, когда вся экономика была плановой, а частная инициатива — подавленной. Отсутствие рыночных стимулов (в частности, конкуренции производителей) затрудняло переход к новым технологиям. Новшества в области аналитического контроля внедрялись в административном порядке, «со скрипом». Руководители промышленных предприятий не были лично заинтересованы в повышении качества своей продукции и росте ее сбыта, в условиях товарного дефицита не был проблемой сбыт продукции любого качества! Поэтому разработчики технических новшеств (например, сотрудники вузов или академических институтов) должны были сами находить места и формы использования своих разработок, должны были «внедрять» в производство новые методики анализа, зачастую преодолевая сопротивление производственников. Эта практика была, безусловно, порочной. Из-за нее немало достижений советских ученых не было своевременно реализовано. Нередко идея какого-либо прибора (или метода анализа) выдвигалась и научно прорабатывалась в СССР, но выпускать соответствующий прибор начинала какая-либо западноевропейская или американская фирма, а затем мы начинали закупать этот прибор за рубежом. Примером может быть создание приборов для рентгеноспектрального микроанализа.

Повышение культурного уровня населения и развитие образовательной системы.

Уже к 1940-м гг. в нашей стране не осталось неграмотных, резко возросла доля людей, имеющих среднее образование, постоянно увеличивалась численность студентов и специалистов с высшим образованием. Число вузов в России начало быстро расти еще в конце XIX в. В начале ХХ в. их насчитывалось несколько десятков, в 1960-е гг. — сотен, а концу столетия — тысяч (за счет создания мелких негосударственных вузов. В середине XX в. резко выросла численность научных работников, повысился их престиж и уровень оплаты труда (правда, ненадолго). Бытует мнение, что количественный рост образовательной системы при социализме шел за счет снижения качества образования, однако в целом это мнение ошибочно. Сложившаяся в нашей стране система подготовки специалистов в 1960−1970-е гг. успешно конкурировала по качественным показателям с любой зарубежной. По ряду специальностей выпускники отечественных вузов заслуженно считались лучшими в мире. Очень высоким был уровень подготовки физиков, химиков, математиков, да и инженеров (по крайней мере, выпускников таких вузов Московское высшее техническое училище им. Н. Э. Баумана, Московский физико-технический институт, Московский химико-технологический институт им. Д. И. Менделеева). В СССР была создана довольно удачная модель аспирантуры. В 1930-е гг. была восстановлена (в несколько измененном виде) традиционная для России, но разрушенная в годы гражданской войны лестница ученых степеней и званий, всегда стимулировавшая активность ученых. Уровень подготовки научных кадров остался достаточно высоким даже в последние годы XX в., в период экономического кризиса, в самые тяжелые для вузов времена Следует отметить, что Россия потеряла в XX в. немало крупных, а также молодых и перспективных ученых-аналитиков, эмигрировавших в годы гражданской войны и в годы перестройки, репрессированных в конце 1930-х гг., погибших в двух мировых войнах. Тем не менее, развитие аналитической химии на протяжении всего XX в. было обеспечено квалифицированными кадрами. Их готовили в основном химические факультеты классических университетов. Российские химики-технологи также котировались весьма высоко, их выпуск ежегодно возрастал, обеспечивая потребности производственной сферы. В то же время хороших специалистов для аналитической службы (инженеров-аналитиков, а также техников и лаборантов) всегда не хватало, этот давний просчет в кадровой политике государства не устранен до сегодняшнего дня.

Милитаризация и жесткая централизация советской науки. Начиная с 1914 г. российские ученые, в том числе и химики-аналитики, постоянно должны были работать «на оборону страны», т.е. добиваться сырьевой независимости России, создавать новые виды вооружений, обеспечивать военную промышленность новыми технологиями. Это вело к необходимости решения новых аналитических задач, как правило, исключительно сложных в научном и техническом отношении. Такие задачи иногда ставили «сверху» в качестве прямых государственных поручений, но чаше их выдвигали и успешно решали сами ученые, движимые патриотическими чувствами. В любом случае эти задачи надо было решать как можно быстрее, даже пренебрегая теоретическими аспектами соответствующих проблем. Типичным примером могут быть исследования химиков во время Первой мировой войны, связанные с применением противником боевых отравляющих веществ (БОВ). Срочно понадобились эффективные противогазы и высокочувствительные индикаторы присутствия. Другой пример — создание атомной бомбы в 1940-е гг., потребовав развития изотопного анализа, определения трансурановых элементов, создания системы аналитического контроля особо чистых конструкционных материалов, а также немедленного решения множества других проблем. Подобные исследования не могли эффективно проводиться классическими «довоенными» способами, силами университетов Академии наук. Государство организовывало крупные научные учреждения нового типа — отраслевые НИИ и лаборатории, централизованно определяло тематику исследований в этих учреждениях (а также в академических институтах и вузах). Наиболее важные в военном отношении ручные направления получали достаточно щедрое материальное обеспечение из госбюджета. Данная тенденция была характерна не только для СССР, но и для других государств (Германия, США, Япония). Однако в нашей стране милитаризация науки была выражена, вероятно, в большей степени. Причем не только в военное, но и в довоенное и в послевоенное время — вплоть до перестройки общества в конце 1980-х гг. Существовали армейские НИИ и даже (в 1940-1950-е гг.) особые центры научных исследований за колючей проволокой («шарашки»), в которых работали заключенные специалисты, иногда даже ученые с мировым именем.

Милитаризация и централизация прикладных исследований в военное время неизбежны, они обеспечивают быстрое достижение желаемых результатов и высокую эффективность расходования средств, ассигнуемых на науку. Но такой путь ведет к постепенному отставанию «гражданских» направлений. Так, в нашей стране определению микропримесей в металлах всегда, даже в мирное время, уделялось гораздо большее внимание, чем, например, контролю качества пищевых продуктов (их и без того не хватало!). Не уделялось должного внимания анализу лекарственных препаратов, биообъектов и объектов окружающей среды.

Не менее важен и другой аспект: жесткая централизация и милитаризация науки вели к недооценке ее фундаментальных и гуманитарных аспектов, к волюнтаризму при определении «перспективных» и «неперспективных» прикладных и даже фундаментальных исследований, к отсутствию свободной конкуренции научных идей.

Партийное «руководство» наукой. Как и другие сферы общественной жизни, наука в нашей стране в течение 70 с лишним лет была под жестким организационным и идеологическим контролем единственной политической организации — Коммунистической партии. Роль партийных органов была неоднозначной: можно привести немало примеров, когда Решения этих органов и деятельность тех или иных партийных руководителей (они же и государственные деятели) обеспечивали быстрое, эффективное и правильное решение различных проблем, встававших перед страной в целом или перед отдельными научными коллективами. Эта деятельность являлась положительным фактором, соответствовала интересам науки. Гораздо хуже было бы полное безразличие государственной власти к проблемам науки, характерное для досоветского, да и для постсоветского периода нашей истории. В то же время за десятилетия жесткой зависимости от указаний партийных руководителей многими учеными было утрачено понимание необходимости самостоятельности и смелости в суждениях, потеряна духовная независимость. Трудно было соблюдать нормы морали, поскольку моральным объявлялось лишь то, что способствовало делу построения коммунизма. Серьезно мешали развитию науки попытки партийных органов напрямую руководить деятельностью ученых, идеологически контролировать их. Так, при выборе руководителей научных коллективов (их, как правило, подбирали и утверждали партийные органы) принимали во внимание не только действ тельные достижения и организационные способности тех или иных ученых, но и социальное происхождение, политические взгляды, наци нальность и прежде всего преданность существующему строю. Кстати это было характерно не только для советского, но и для дореволюционного периода. Невольно вспоминается ядовитая ирония М. Е. Салтыкова-Щедрина, который писал, что только те науки распространяют свет, которые способствуют выполнению начальственных предписаний. В аналитической химии «направляющая роль партии», к счастью, не привела к таким страшным последствиям, как в биологии или в истории. Однако всевластие малокомпетентных чиновников от науки, бессмысленные бюрократические формальности, подавление демократических норм человеческого общения наблюдались и в данной области. Следует отдать должное таким крупным и независимым руководителям научных коллективов, как президент АН СССР А. Н. Несмеянов, академик А. П. Виноградов (директор ГЕОХИ АН СССР) или академик М. А. Лаврентьев (создатель новосибирского Академгородка), которые могли противостоять этим негативным тенденциям и старались обеспечить «своим» ученым относительную свободу творчества. Это было нелегко. Достаточно сказать, что в XX в. Академия наук из-за своей «строптивости» несколько раз была на грани закрытия.

Слабость материальной базы. История России в XX в. не благоприятно способствовала развитию материальной базы науки. Революция, коллективизация, гражданская и две мировые войны, прокатившиеся по России, привели не только к неисчислимым человеческим жертвам, но и к разорению страны, что сказалось на возможностях финансирования науки. Речь идет не о площади лабораторий, этот фактор в науке особой роли не играет, и даже не об оплате труда ученых. Основное значение имеет наличие необходимых приборов. Значимость этого фактора в XX в. постоянно усиливалась. До начала XX в. во всем мире научные исследования проводили на дешевых приборах, изготовленных самими исследователями «из палочек и веревочек», как шутил Э. Резерфорд. На этом этапе ученые всех стран были примерно в равном положении. По мере усложнения решаемых проблем понадобились специальные приборы для научных исследований, их могли выпускать только специальные промышленные предприятия, возникшие во всех развитых странах, в том числе с 1930-х гг. — и в СССР. В 1960-е гг. наши приборы (в том числе и первые ЭВМ) примерно отвечали уровню иностранных аналогов. Однако в дальнейшем оснащение лабораторий должно было непрерывно совершенствоваться, а этого в отличие от зарубежных лабораторий не происходило. Катастрофически не хватало (и не хватает) (самопишущих электронных приборов, автоматизированных весов и многого другого. Начиная с 1970-х гг. отставание приборостроения тормозило развертывание исследований в области аналитической химии, особенно в области физических методов анализа. Дело было не в особой сложности приборов − освоение космоса показало, что в нашей стране умеют делать технику любой сложности. Просто мощности соответствующих предприятий были отданы изготовлению военной продукции, а средств на развертывание новых  производств не находилось. Из-за слабости материальной базы преимущественно развивались чисто теоретические аспекты нашей науки. Иногда новые идеи выдвигали, проверяли расчетным путем (в последние годы — методами компьютерного эксперимента), но не проворчи окончательную проверку в реальном эксперименте — не было соответствуюших измерительных приборов. Слабость материальной базы ередко компенсировалась изобретательностью ученых, которые ухитрялись проводить великолепные эксперименты и сложнейшие анализы без применения сложных приборов. Интенсивно развивались те методы анализа, которые были достаточно чувствительны и селективны, но при этом не нуждались в сложном и дорогом оборудовании. Этому комплексу требований соответствовали, например, кинетические методы анализа, основанные на применении каталитических реакций, но особенно фотометрические и электрохимические методы. Вероятно, те же обстоятельства способствовали вниманию к методам разделения и концентрирования микропримесей. Таким образом, материальная база во многом определяла направление научных исследований, хотя с точки зрения логики должно было бы наблюдаться обратное.

Вынужденный отрыв от мирового рынка и ослабление международных связей. Многие перечисленные выше негативные явления можно было бы сгладить за счет научной кооперации со странами Запада или просто путем закупки приборов за рубежом. Однако этому в советский период постоянно мешали препятствия политического характера. Так, во времена холодной войны США и другие страны НАТО запрещали своим фирмам продавать в СССР «стратегические материалы», передовые технологии и наиболее современные научные приборы. Остановить таким способом развитие отечественной науки и техники было невозможно, иногда «железный занавес» даже приводил к положительным результатам — наши Ученые приходили к более удачным техническим решениям, чем западные аналоги! Но в целом низкий уровень международного обмена был отрицательным фактором. Одновременно власти Советского Союза (а также Других стран социалистического лагеря) жестко регламентировали и всячески ограничивали международные контакты ученых. Ведущий советский химик-аналитик Н.А.Тананаев в 1937−1939 гг. добивался от Комитета по делам высшей школы особого разрешения на сотрудничество с австрийским журналом «Mikrochemie» и его издателем в такой относительно безобидной области, как качественный анализ смеси катионов.

Разрешение, в конце концов, было получено, но менее известному ученому это вряд ли бы удалось. Настоящим событием становился приезд в Москву какого-либо зарубежного деятеля науки, подобные визиты начались после долгого перерыва лишь в 1950-е гг. Многие международные конференции химиков-аналитиков проходили без участия советских ученых. Власти препятствовали их поездкам в другие страны. Боялись не только разглашения секретных сведений или «провокаций иностранных поездок», сколько бегства ученых на Запад. К тому же у научных кдений не хватало средств не только на зарубежные, но и на обычные командировки. Естественно, в нагнетании атмосферы страха и подозрительности, в ослаблении научных контактов в годы холодной воны виноваты были обе стороны, и обе стороны страдали от последствий этого. Так, в конце 1940-х гг. однотипные методики анализа расщепляюшихся материалов разрабатывались одновременно на комбинате «Маяк» в ГЕОХИ АН СССР и в Окридже (исследовательский центр, созданный в США). Ни те, ни другие работы не публиковались в открытой печати кто-то всегда «изобретал велосипед». По-видимому, больший урон от ослабления международных научных связей понесла российская наука. Отсутствие в большинстве наших библиотек иностранных журналов вело к отставанию от последних достижений мировой науки, а западные колеги могли свободно изучать ведущие советские, а затем российские научные журналы, поскольку многие из них выходили за рубежом в английском переводе. Замечательно, что после 1991 г. уровень международных связей нашей науки вернулся на традиционный для России, весьма высокий уровень.

Подводя итоги, можно отметить, что развитию отечественной науки и, в частности, развитию аналитической химии в XX в. мешал ряд неблагоприятных обстоятельств. Тем не менее наши ученые добились огромных успехов, признанных во всем мире, престиж отечественной аналитики к концу века существенно вырос.