khimie.ru

Сизифов труд «златоделателей» все шире распространялся по Европе с XVI в. Как мы уже говорили, это зависело от совершенствования товарно-денежной системы и от того, что золото все в большей степени становилось универсальной мерой стоимости товаров. До тех пор, пока богатство и власть в разных странах основывались на владении землей и крестьянами, товарно-денежный обмен играл в общественной жизни лишь подчиненную роль. Поэтому в осуществлении трансмутаций, помимо алхимиков, были заинтересованы только немногочисленные представители высшей власти и духовенства, которые нуждались в золоте и серебре для приобретения чужеземных товаров. Зато на стадии раннего капитализма, когда товарно-денежное хозяйство стало играть все большую роль в общественных отношениях, алхимия начала проникать в различные сферы жизни общества. Ведь теперь богатство и власть гораздо в большей мере зависели от обладания благородными металлами, которые выполняли функцию универсальной меры стоимости всех товаров, т. е. играли роль денег.

Эта ситуация отразилась в разработанной в XVI-XVIII вв. экономической теории денежно-торговых отношений, в так называемой «монетарной» или «монетарно-меркантилистской» системе. Согласно монетарной системе, богатство человека оп­ределялось количеством денег, которыми он владел. Карл Маркс писал по этому поводу: «Если всеобщая жажда золота гнала народы и государей в XVI и XVII столетиях, в этот период детства современного буржуазного общества, в заморские походы за золотой чашей, то первые истолкователи современного мира, творцы монетарной системы, одним из вариантов которой является меркантилистская система, провозгласили золото и серебро, т. е. деньги, единственным богатством. Они справедливо объявили призванием буржуазного общества делать деньги, следовательно, с точки зрения простого товарного обращения, собирать вечное сокровище, которое не ест ни тля, ни ржа». Меркантилистская система отражала относительно развитые товарно-денежные отношения. Богатство государства возникало в значительной степени в зависимости от ограничения импорта и увеличения экспорта. Этого требовали и производственные отношения капиталистического общества. Таким образом, в обеих этих экономических теориях главной целью считалось увеличение денежного богатства в форме золотых и серебряных запасов, которые можно в любое время обменять на товары. Маркс писал по этому поводу: «На всех ступенях буржуазного процесса производства, где богатство принимает элементарную форму товара, меновая стоимость приобретает элементарную форму денег, и во всех фазах процесса производства богатство постоянно возвращается на какой-то момент ко всеобщей элементарной форме товара».

Переоценка роли денег характерна для раннего капитализма. В этот период в качестве источников обогащения были популярны не только разработка месторождений благородных металлов, торговля или разбой, но и деятельность алхимиков. Поэтому дворы владетельных князей оказались тогда основной силой в обществе, поддерживающей алхимию. Развитие товарного хозяйства, расходы на многочисленные войны, содержание солдат-наемников, поддержание роскоши двора требовали от властителей все больше и больше денег. Их не хватало, несмотря на обложение высокими налогами ремесленников, купцов, крестьян. Тем более заманчивыми казались правителям посулы алхимиков. Несмотря на все неудачи алхимиков, а иногда и на проявления их заведомой нечестности, аристократы выделяли все новые средства на их «многообещающие опыты». Эрнст Мейер считал «благоволение к алхимии многих князей… действенным средством для того, чтобы поддержать существование алхимии».

Известнейшим покровителем алхимиков был герцог Эрнст Август Саксонский-Веймарский. Даже сам «просвещенный» монарх Фридрих II Прусский,— как сообщил Копп,— в 1751 г. выдал даме-алхимику госпоже фон Пфюль из Саксонии 10 000 талеров на проведение опытов по трансмутации. Он же основал в Берлине лабораторию, в которой позволял одновременно работать многим алхимикам для достижения «политических целей короля. Дворянин фон Циммерман, лейб-медик и гофрат в Ганновере, так передает слова, с которыми Фридрих II обратился к своему министру фон Хорту. «Алхимия — это разновидность болезни, которая надолго вызывает помутнение разума, она приходит неожиданно и распространяется как эпидемия». Неудивительно поэтому, что Фридрих II проявлял терпимость и по отношению к «антиалхимикам». доказывали С 1714 по 1734 г. в Берлине жили Шталь Георг Эрнст и его ученики, например Потт и Эллер. Как и Шталь, его ученики в книгах и лекциях, что сочинения алхимиков — сплошной обман и бессмыслица.

Алхимики процветали и при венском дворе. В 1784 г. императрица Мария-Терезия приняла под свое покровительство некоего Зефельда, который якобы овладел тайнами трансмутации. Император Франц I также надеялся воспользоваться плодами трудов этого «ученого» и даже заключил алхимика под стражу, предварительно предоставив ему все необходимое для работы. Зефельд проводил свои опыты до тех пор, пока не сбежал.

В тех случаях, когда алхимиков уличали в обмане, упрекали, что они не выполнили своих обещаний, приверженцы «искусства Гермеса» указывали на получение ими в процессе работы очень важных для практики веществ. Блестящие химические знания, прекрасное умение ставить эксперименты и проведение многочисленных опытов позволили алхимику и химику-практику И. Бёттгеру вместе с его коллегой Э. Чирнгаузом установить состав фарфора. Это спасло ученых от вынесения им смертного приговора как шарлатанам. И. Кункель был крупнейшим специалистом по производству стекла и изобрел несколько оригинальных способов изготовления разновидностей этого материала.

До тех пор пока такая «побочная» химическая практика сопровождала поиски путей превращения обычных металлов в золото, алхимики могли рассчитывать на твердую поддержку князей и государственных деятелей. Последние иногда привлекали алхимиков в целях осуществления своих финансовых махинаций (в частности, для изготовления фальшивых монет), а также для развития ремесел и фабричного производства (красителей, фарфора, стекла и металлических изделий), организованных уже по капиталистическому способу из-за растущей конкуренции. Помимо экономических, были и другие немаловажные причины, которые способствовали процветанию алхимии. Они коренились в специфике господствовавшей в то время религиозной идеологии: в слепой вере во всемогущество бога и его апостолов, непогрешимость святых и непреходящую силу религии, а также в боязни чертей, ведьм, ночных привидений, духов, колдовства.

Виглеб совершенно справедливо заметил в 1777 г., что вера в трансмутацию — это то же, что вера в колдовство, жертвами которого люди были еще в первой половине XVIII в. «Волшебная» алхимия укрепляла и веру во влияние небесных светил на земные события. Еще Бернхардт в своей книге «Химические исследования и опыты», опубликованной в 1775 г., говорил о воздействии Солнца и звезд на изготовление лекарств и другие химические процессы.

Вплоть до XVIII в. у алхимиков не было недостатка в практических и наглядных «доказательствах» правоты их представлений. Например, они показывали монеты, отчеканенные якобы из «алхимического» золота, или иглы, с одного конца железные, а с другого золотые (будто бы в результате трансмутации железа в золото). Тем не менее, судебные инстанции нередко выносили обвинительные приговоры ловким мошенникам, которые сообщениями об «удавшихся трансмутациях» вновь и вновь оживляли веру в возможность превращений металлов. Так, например, в Лейпциге в 1715 г. был вынесен обвинительный приговор по жалобе графини фон Эрбах на ее супруга, который пытался выдать серебряные кубки, обработанные посредством алхимических операций, за золотые. Но дело не только в том, что люди теряли веру в успех трансмутации. Развитие товарного производства при капитализме предъявляло новые требования к химии. Фабрикант, который обогащался путем сбыта своей продукции, остро нуждался в научно обоснованных, проверенных практикой знаниях о химических процессах производства красок, селитры, купороса и многих других материалов, а также в химических знаниях, важных для металлургии и получения продуктов брожения. В мануфактурах ремесленное производство достигло своей наивысшей стадии. Но для дальнейшего развития производства недостаточно было в течение длительного времени пользоваться лишь эмпирическим опытом: требовались знания причин химических процессов, протекающих в природе. Опираясь на эти знания, можно было бы воспроизводить условия, подходящие для проведения эффективных производственных процессов. Алхимия же, которая опиралась исключительно на эмпирические навыки, не могла справиться с такими задачами.

Многие промышленники обращались за помощью к алхимикам. Правда, в отличие от князей владелец мануфактур не мог и не хотел долго субсидировать алхимиков в ожидании «золотых гор». Ведь хозяин предприятия получал прибыли не от налогов, как князья, а от реализации продуктов химического производства. Для повышения прибыли промышленник должен был совершенствовать производственные процессы и усиливать эксплуатацию рабочих. Новые условия жизни отражались и на деятельности тех алхимиков, которые были тесно связаны с развитием химических ремесел (например, И. Глаубер, И. Кункель, И. Бехер). С этого времени (XVI— XVII вв.) началось существенное изменение характера развития химических знаний — от алхимии к ремеслам.